Спешка обесценивает то, что было, не давая наполниться, ощутить вкус жизни, который бывает как сладким, так и горьким, пишет в блоге психолог Илья Латыпов.
Быстро построенный дом, который начинает разваливаться через полгода – вместо обстоятельной стройки, подбора стройматериалов, учета особенностей местности и климата… Быстро возникающая сексуальная страсть, исчезающая после одной ночи – вместо осторожного приближения и узнавания друг друга, когда появляется шанс на что-то большее, чем один оргазм… Быстрое переключение от одного значимого дела к другому, не дающее наполниться тем, что было и тем, что проживалось – вместо вдумчивого перехода от одного состояния к другому…
У любого большого дела есть послевкусие, и если его не ощутить, не прочувствовать, не дать себе времени на него – то как будто и не было ничего. Сейчас мне грустно от того, что завершился относительно короткий, но насыщенный событиями и эмоциями момент моей жизни, но грусть дает мне ощутить ценность того, что было, и ценность для меня тех людей, с которыми я разделял свои чувства. А радость и удовольствие, добавленные к печали, создают неповторимое послевкусие, сбежать из которого – опустошить себя.
Голос жизни бывает тихим, это шепот, который пытается пробиться сквозь рев машин на улице, голоса коллег/начальства/родных/друзей… Трудно сосредоточиться на нем, если бежишь синхронно толпе, в ритме большого мегаполиса – или даже просто стоишь в переполненном общественном транспорте. Трудно вообще осознать цену вещам, людям и происходящим процессам, если переходишь с шага на бег… Слова таксиста, неторопливо едущего по городу, в ответ на мое нетерпение: «Я так думаю: лучше опоздать на работу на 15 минут, чем успеть на кладбище».
Чтобы пробиться через собственные фантазии о человеке к живому и реальному человеку (или опыту) – нужно время и неторопливое внимание. Быстрые реакции, импульсивные ответы – все они опираются на заранее припасенные шаблоны, на иллюзии о том, как и что устроено у другого человека… Разглядеть другого я могу, только неторопливо приближаясь, и наблюдая ответное движение: навстречу мне, от меня, или же настороженное, внимательное ожидание.
Разглядеть себя – тоже. Сколько раз мое импульсивно реализованное «хочу!» сменялось неудовлетворенным «зачем!?»… А можно было сделать паузу («сразу не буду, потому что первое побуждение бывает неверным») или просто замедлить шаг. Не остановить его, не замереть – а идти дальше, но медленно, не пропуская деталей разворачивающейся картины.
Это не значит, что любой импульс – зло. Ведь жизнь — не только неторопливое течение ритма природы, когда век от века встает солнце, сменяются сезоны, и «все возвращается на круги своя». Это ведь и резкий рывок леопарда после долгого ожидания и выслеживания добычи, рывок, в который вложена вся накопленная за время ожидания энергия. Это спонтанность танца, в котором мы сбрасывает накопленную усталость и снова обретаем свободу тела…
Хороший импульс – тот, что созрел, тот, что был подготовлен, и не лихорадочными усилиями, а постепенным созреванием. Рождению бабочки предшествует стадия куколки. Можно, конечно, быстро и эффективно приклеить к гусенице крылья, но вряд ли она сможет ими воспользоваться… Спонтанность, свобода в движении и чувствах созревают, а не «накатывают», и этим я отличаю спонтанность от импульсивности, когда импульс задан извне и, никак не преломившись в душе, резко провоцирует действие.
Спешить некуда. Все, что происходит быстро, живет недолго. Спешить действительно некуда… Больше и быстрее – оно, формально, лучше, чем меньше и медленнее. Но меньше и медленнее лучше, чем ничего и никак. А жизнь – она не сильно-то жалует крайности.
«Лосось – стремительный, сильный и неутомимый. Он проплывает тысячи километров. Покоряет пороги и течения. Бороздит отмели и запрыгивает на водопады. Без сна. Без отдыха. В постоянном сражении со стихией. Он преодолевает все преграды, откладывает икру и, совершенно изможденный, дохнет. Так вот, запомни. Ты не лосось».
